Пабло
— Пожалуйста, умоляю! Это все, что у меня осталось. Ты ведь брат мне. Прошу подмени разок, — кричал в мобильник мой напарник. Небритый молодой мужчина с идеально уложенным чубом и офицерской выправкой. Это Пабло. Он водит потертый троллейбус, где я работаю первый день кондуктором. — Эдвин, брат! Ты ведь любишь меня. Занятие в 12. Всего-то разок. Это же оксюморон какой-то, вроде ацтекского коневодства или цыганской архитектуры. За много лет я так привык к активности, которая начинается ближе к вечеру и заканчивается в 3-4 ночи, что сейчас нормальному, — здесь проехал громыхающий снегоуборщик, а за ним грузовик, полный снежных глыб, поэтому слова растворились в шуме, как шипучая таблетка Супрадина в стакане. — положено сидеть лохматому и заспанному и пить первый кофе с бурритос и жареными бананами. Как? — речь стала сбивчивая и почти непередаваемая на русский язык. — Нет, брат… Импульсивный?.. Кто… Я — дикарь? Что? Да я пальцем ее не трогал, мою Ноэлию… Журналисты переврали, как переврали когда-то истихизис… Нет.. Не клади трубку! Эдвин? Брат!
Похоже у него есть брат Эдвин. Неужели близнец!? И он, кажется, все-таки бросил трубку. Я сделаю вид, что ничего не слышала, и поглощена своим обедом. Как я за ним, обедом, бежала по скользкой дороге! Умора! Только пришло время перерыва и я почувствовала в воздухе запах узбечки на углу Кирова, так сразу рванула. Хорошо, что у меня сапоги на мощной тракторной подошве из “Путешественника”. Там все снаряжаются, кто в поход, кто на рыбалку. Ну и я. Удобно же: одеваешь и как в домашних тапочках!
— Кать, ты поела?
— А? Да, конечно! — кричу в ответ через весь троллейбус. — Поела… — а сама зажевываю оставшуюся шаурму и не знаю, как проглотить получившийся комок. Икота мне обеспечена.
Я вижу серьезные глаза Пабло в зеркале, что висит сверху над ним. Салонное, кажется.
— Слушай, прекрати под меня подстраиваться, — спокойно произнес Пабло. — Будь в своем характере — так, как ты чувствуешь себя, как тебе комфортно и интересно. Просто не забывай, что мы вместе делаем одно. — пока он говорил, я все-таки проглотила комок. Потом он открыл окошко в салон и, ни помяв даже сантиметра идеально выглаженной одежды, нырнул ко мне, словно ихтиандр из фильма.
— Так я ведь должна все делать по инструкции, — говорю.
— Кто тебе сказал?
— Все говорят.
— Эти "все" говорят глупости, которые были очевидными глупостями уже в 1920. Ты не можешь быть хороша на сто пятьсот манер. Ты можешь быть хороша только в своем, естественном для тебя, стиле.
Мой напарник что-то говорил про характер и мелодику, про органичность и диапазон возможностей. Я ничего не поняла. Говорил, про какого-то Фресидо или Фреседо, под музыку которого он предпочитает танцевать с плавной и лиричной девушкой, про шебутняка со смешным именем Канаро — под его музыку он любит танцевать с бойкой хохотушкой. Еще был какой-то Д'Артаньян, в его компании для Пабло нужна сильная и смелая мадам. Когда-то я тоже любила танцевать. Наверное мои глаза были совершенно пусты. Он коснулся моего подбородка и, легонько толкнув его вверх, закрыл мой рот.
— Ты что танцуешь где-то? — говорю.
— Не, — стал отнекиваться напарник. — ты что? Чтобы меня обнимали малознакомые девушки?! Я еще не готов. — и моментально испарился в кабину водителя.
Троллейбус мягко тронулся с места. Со своего сидения я видела, как Пабло точными движениями переключает передачи и отклоняет руль то в одну, то в другую сторону, аккуратно обходя автомобили на шоссе. Я видела его мокрые глаза с длинными ресницами угольного цвета, полные тоски и разочарования. Остановились. Сейчас войдет множество людей — час-пик — и мне нужно будет быстренько всем раздать билетики. Это так утомительно пробираться сквозь толпу людей, а придется. Осваиваю новую профессию — кондуктор. После шестилетнего декрета ощущения, что все, что я умела, забыла, а что знала, растеряла в складках пеленок и домашних блинчиках. Но мне все равно. Илон Маск говорит, что не бывает грязной работы. Чем я хуже?
— Билет, пожалуйста, — говорю я дрожащим голосом парням, которые забились в конец троллейбуса и готовятся вот-вот выскользнуть в двери, как только те откроются. На них чистая одежда, но лица мятые, словно соленые помидоры в банке.
— Отвали! Денег нет, щас выйдем, — хрипло отвечают они и прячутся за друг друга
— Я сейчас полицию вызову!
— А не пойти бы тебе в хиро, малявка?
Я не знаю, где это. Слово-то какое… Дальше они стали махать руками и зыркать. Постепенно звуки смешались в дикую какофонию, и выключился свет. Когда я открыла глаза, в салоне никого не было. Передо мной небритое лицо напарника с красивыми бровями, поставленными китайскими иероглифами. Мне остается только гадать, как он оказался в этом богом забытом Томске и тем более в облупленном тролллейбусе, которому лет 50.
— Кать, ты чего?
— Они не хотели платить за проезд и отправили меня в какой-то хиро, а я не знала, где это.
— Катя, радость моя, услышь и запомни меня, как глас с небес. Любой, даже самый развеликий мужчина, может послать тебе: первое — восторженный взгляд, второе — поздравительную открытку, третье — денежный переводы. Если он хочет, чтобы ты с ним куда-то станцевала, он создает для тебя понятную и комфортную возможность это сделать, и сопровождает тебя туда. А послать тебя может один единственный раз в своей жизни. Дальше мы танцуем на его похоронах. Запомнила?
— Хм.
— Не хм. Предствь, посторонний мужчина, ты его первый раз в жизни видишь. Может быть он гангстер, а ты подошла к нему так близко и доверилась почти как маме. Это же как в танго. Всегда танцуй так, что если на милонгу ворвется киллер и, с криком "Это тебе за Лысого!", шесть раз выстрелит твоему партнеру в спину, ты не рухнешь на его тело сверху.
— А че делать?
— Ну как. Чуть чуть оттанцевать назад, взглянуть на труп, с сожалением мурлыкнуть "Ах, какая жалость, такой партнер был!", и тут же закабесеить следуюшего.
— Чего сделать?
— Ну взглядом пригласить.
— Ты все-таки где-то танцуешь, Пабло? — говорю, щуря один глаз, потому что второй почему-то опух, затем устраиваюсь поудобнее, готовая слушать дальше. Его заботливый взгляд похолодел. Потом Пабло вздохнул и опустил плечи. Он молча достал телефон и включил видео. Там танцевал он. В молочном костюме и с девушкой в блестящем сиреневом платье.
— Это танго?
— Да. Видишь как ногами машет моя Ноэлия…
— Не похоже, — сказала я. Пабло вопросительно на меня посмотрел…
— А где же тут бурные страсти, эффектные позы, розы всякие в волосах?
— Ну это же танго, а не драка на колхозном рынке в Тбилиси.
