Кино
Я люблю кино. Люблю выцеплять из него скалфиш и смаковать меткие фразы, которые вспыхивают как фейерверк и еще долго щиплют язык как конфеты-шипелки.
Сегодня у меня мохнатый напарник — моя Белка, то есть кошка. Она изредка оглядывается и с укором молчит на меня, затем отворачивается.
А я что? Я сижу на высоком барном стуле, с головой укутанная в броню из одеяла и вооруженная смертоносным оружием — ручкой и блокнотом с девушками в голубом кабриолете — чтобы в случае чего: Пиф! Пиф! Паф! Тарараф!
— …
Она снова молчит на меня. Резко повернула голову и смотрит на меня большими желтыми глазищами с узеньким ромбиком по середине
— Прости, Белочка. Молчу. Больше ни звука.
Но я могу ее понять. У нее охота. Ей сегодня показывают сияющих желтых синиц и пухлых воробьев. Ей непросто, ведь она угольно-черная кошка с солнечными глазищами на белом подоконнике. Она иногда прижимается к нему, потом снова вытягивает шею, пушит хвост.
— Лучше бы уши прижала. Они тебя выдают.
Не слышит. Суетливые синицы приземляются бомбочками в сугроб на окне и быстренько шагают к кормушке. Воробьи сразу рассчитывают траекторию полета и оказываются прямиком в отверстии с семечками и овсянкой. Кормушку я сделала еще в начале ноября из картонной коробки из-под пиццы с жизнеутверждающим девизом “Make love, not war”, и приклеела скотчем к стене, чтобы ветер не унес.
У нас с кошкой у каждой свое кино. Мы сидим на кухне перед окном на всю стену. У нее фильм про природу и птиц, а у меня про людей. Сейчас вот напряженный момент. Жду, когда муж с дочкой поедут на машине в школу. Хочу помахать. Ерзаю на месте, стараюсь разглядеть номер, но слишком темно и экран моего телевизора заляпан снегом. 8:30 утра, а темно как глубокой ночью. Что поделаешь?! Томск, Сибирь.
Передо мной дорога. Она справа налево проносит на своей асфальтовой спине автомобили. А моих все нет. Написала в вацап. Напряженный момент продолжается.
За дорогой стоит сухенький одноэтажный домишко, беленый наверное лет сто назад. Он больше похож на хрупкую старушку с копной седых волос, собранных в пышный пучок. На ее плечи накинута тонкой паутиной дырявая березовая шаль. Старушка выстроила забор от внешнего мира и завела злющих собак по обе стороны от себя. Но та, что справа, точно не злющая. Овчарка, она гоняется за хвостом или лапой, словно щенок, и дышит теплом. Жаль, моя кошка не знает про существование собак, а так вместе бы улыбнулись. Не удивлюсь, если у старушонке в фундаменте завелись мыши. А что?! Я бы завела обязательно. Раз сороки есть — те, что сидят на березе словно толстенькие груши с хвостами и приносят новости — то и должны быть и те, кто разносит фидбэки. Мыши для общения с внешним миром.
Старушонка согласилась бы со мной. Вот уже десять лет я наблюдаю как с каждым днем она все больше покрывается трещинами и серыми пятнами отвалившейся штукатурки. Она шамкает беззубым ртом, пускает дымные думы из труб как паровоз и вот уже десять лет отвешивает мне поклон каждое утро. У нее на шее повязан платок-крыльцо голубого цвета, а на груди бейдж с красивыми буквами “улица Челюскинцев”.
За ней плетется долговязая внучка. В ней восемнадцать этажей роста и два подъезда стройности. Как все подростки она украсила себя милыми побрякушками — фонарики, машинки — на макушку водрузила антенны и сотовые вышки. Она целыми днями сидит то ли в телефоне, то ли в планшете, наверняка, последней какой-то там модели и перелистывает нескончаемые светящиеся окна человеческих драм. Если бы только она подняла уставшие глаза, то увидела бы свою чудную сияющую бабушку и миллионы мерцающих разноцветных огней, виднеющихся даже с противоположного конца города. Они похожи на млечный путь. На вечность, в которой, если ускорить киноленту, бодро куда-то шагает столетняя старушка, а за ней неуклюже движется вечно занятая внучка. Бабуля наверняка познала секрет бессмертия, а потому ее два квадратных глаза широко открыты. Один розовый, а другой выцветший голубой, а может быть даже зеленый.
У каждого из нас свое кино. Вот мое, кажется, заканчивается.
— Да мы давно уже на Комсомольском, — надиктовал сообщение в вацап муж.
— Пропустила кульминацию! — я вскакиваю, а кошка как повернется и как шикнет на меня!
Ладно, Белка, смотри свое кино, а я пойду снимать своё.
